Wednesday, September 29, 2010

Как мы пришли к Доману.


О методике Гленна Домана я узнала, когда Эдику было 3 месяца. Я нашла их сайт, и сразу написала запрос о том, как попасть к ним на реабилитацию. Мне ответили, что нужно, чтобы вначале мама приехала на курс лекций. Ребенка взять с собой было нельзя. Тогда Эдик был еще только на грудном вскарливании, и, конечно, не было и речи о поездке.  Потом мы как-то отвлеклись от этой мысли, поехали в Москву, потом в Брестский реабилитационный центр, потом в Новозыбков.
Но произошли 2 вещи. Во-первых, в 6 месяцев у Эдика начались судороги. Мы, конечно, пошли к нашим неврологам, и нам быстренько назначили Депакин. Начали давать – ребенок весь покрылся аллергическими высыпаниями, ВЕСЬ! Но самое страшное – он начал терять все свои немногочисленные навыки: перестал держать голову, на что-либо реагировать, и даже почти перестал сам глотать. Судороги при этом никуда не делись. Мы отменили Депакин и пошли снова к неврологу. Он назначил Конвульсофин – аналог Депакина, но в таблетках. Стали давать – реакции такой уже вроде нет, судороги же остались как и прежде. Но ребенка стали постоянно мучить колики и прекратился самостоятельный стул. Было понятно, что с судорогами надо что-то делать. Московские врачи тоже ничем не помогли – типа, приезжайте к нам, будем подбирать препарат. Однозначный тупик! Ну полежим мы там, пока они его подберут – может на 1000 долларов снова, а может и на пять. И что дальше – живем-то мы в другой стране! В той, где нет ни одного детского эпилептолога и нет ЭЭГ-мониторинга. И здесь, в этой стране, давать такие тяжелые препараты, играя ребенком, как в рулетку???
И тут появился тот второй толчок, который привел нас к Доману. Я нашла российский сайт, на котором общались мамы, которые активно занимались с детьми по методике Домана и добивались впечатляющих результатов. Этот форум просто перевернул весь мой мир. Не только представление о реабилитации, но и о жизни в целом.
Дело в том, что к моменту, когда Эдику было 6 месяцев, я была в отчаянии и депрессии. У меня тяжело больной ребенок, моя жизнь теперь – в 4 стенах, мне никогда не выйти на работу, и ребенку я помочь не могу – все, что мы пробовали в реабилитации, приводило обратно в тупик. А на том форуме мамы целыми днями днями, не жалея себя, работали со своими детьми – детьми намного старше, чем мой Эдик, детьми, от которых предлагали оказаться в роддоме. И мне стало стыдно. Я взяла себя в руки и стала изучать методику Домана. Тем более, у него был свой подход к борьбе с судорогами и полный отказ от противосудорожных препаратов.
Вначале надо было прочитать книгу “Что делать, если у вашего ребенка поражение мозга”. Только прочитав ее в 3-й раз, я наконец увидела там нужную мне информацию о конкретных занятиях с ребенком. В результате, Эдик был помещен на пол на живот, а вокруг были развешены черно-белые шахматные плакаты. Так он провел лето 2009 года. И мы увидели просто потрясающие результаты. Наш ребенок стал нас видеть! И мы впервые увидели его улыбку! Он не был слепым, но его зрение до начала занятий было на очень низком уровне – он не фиксировал взгляд, не следил за предметами. Теперь он явно начал видеть, реагировать на свое имя и улыбаться! Однако этого было недостаточно для полноценных занятий по методике – она требует очень точной оценки уровня развития ребенка, и исходя из этого – назначения программы занятий. Увы, информации из книги и интернета было явно недостаточно – в голове у меня была уже просто каша. Плюс, без поездки в Институт нам невозможно было получить противосудорожную программу. Так было решено в сентябре 2009 года ехать на лекции в Институт Домана.



Sunday, September 19, 2010

Долгожданная встреча.



До этой встречи было 3 мучительных дня. С одной стороны, я уже была дома, а с другой…
Дома все было подготовлено для приезда малыша.  Посреди комнаты стояла кроватка, в углу – коляска, а в шкафу – тщательно сложенные, отутюженные одежки, большинство из которых даже не пригодилось, т.к. малыш за время пребывания в больнице их перерос. После того, как я была встречена этими зловещими предметами, я раз и навсегда поняла, какая глупость покупать все для ребенка заранее. И не из-за  суеверий, а из-за таких вот ран, которые могут оставить обыкновенная детская кроватка, коляска и одежда. Тем более, как оказалось, мне понадобились совсем другие вещи. Например, молокоотсос. До родов я была уверена, что мне он не понадобится – в книгах для беременных было красочно описано, как ребенка, едва он родился, сразу прикладывают к груди, и он, ведомый инстинктом, без проблем наедается. А еще я была наслышана про все тот же, “отзывчивый и внимательный персонал тройки”, который так замечательно помогал всем роженицам с проблемами грудного вскармливания. Не знаю, может им денег надо предложить, может тогда бы помогли, но это последнее, что мне могло тогда прийти в голову – предложить этим выродкам деньги, поэтому пришлось обходиться своими силами. Так был куплен молокоотсос. Самый простой, ручной, поршневой – тогда мне было не до выбора. Ну и в итоге получилось, что он стал мне верным другом на целых полтора месяца. И именно он помог сохранить грудное вскармливание. Но об этом попозже.
А тем временем наступил понедельник, и я наконец-то поехала в реанимацию к сыну.  Меня проводили к инкубатору, где он лежал и спал, весь в проводках и датчиках. Врач мне рассказала, что состояние стабилизировалось, и завтра его переведут в инфекционное отделение (типа такая практика – смысл ее я так и не поняла: почему его не положили сразу в неврологию и не начали немедленно реабилитацию? Но это сейчас мы так много знаем, а тогда …). Тогда для меня, чтобы лечь вместе с ребенком,  места естественно не было. Сказали звонить каждый день, возможно, место появится. Опять разлука.
Но на следующий день место появилось, однако лечащая врач старательно меня стращала, что положат в шестиместную палату, ребенка  не отдадут, разрешат только кормить сцеженным молоком, состояние тяжелое, и, вообще, нечего мне ложиться. Но я все равно быстренько собрала вещи и поехала в больницу. Все равно буду к нему ближе, а это уже очень много! Палата действительно оказалась отпад – духота неимоверная, кроме меня – пятеро мам с детьми. Да, опять то же самое – все, кроме меня, с детьми … Но теперь он был совсем близко, на посту, всего в нескольких шагах, и мне можно было к нему каждые 3 часа на кормление. Первую неделю я просто исправно носила бутылочки с молоком каждые 3 часа, смотрела, как его кормят через зонд, и потом меня выгоняли. И я часами лежала в палате, поглощая глупые романы, только бы как-то отвлечься. Благо, на сцеживание уходило около часа каждые 2 часа! А еще каждый день во время обхода я выслушивала от врачей все большие и большие ужасы. Самый тяжелый ребенок в отделении, нет рефлексов, слепота, отек мозга, судороги, отсутствует даже сосание. А однажды я спросила, можно ли попробовать дать ему грудь или хотя бы бутылочку. И мне разрешили покормить его из такой малюсенькой бутылочки 5-мл. И он сосал! Слабо, медленно, но кушал сам! Вот так мы стали еще ближе, теперь я сама его кормила. Правда, мне запретили давать ему грудь – типа это ему слишком трудно, но я думала, придет еще время.
А когда Эдику было три недели, мне неожиданно привезла его медсестра после обхода, и сказала, что теперь я буду лежать вместе с ребенком. Я подумала, мне послышалось, пошла к врачу, и она подтвердила, что мы уже не самые тяжелые и можем быть с мамой. По поводу того, что с ребенком, я еще ничего не понимала. Сделали томографию, узи головного мозга, но меня то пугали, то твердили, что ребенок маленький, все пройдет. Лечили ребенка тоже весьма странно – вначале антибиотиками от мнимой инфекции, потом всеми подряд препаратами для головного мозга: глиатилин, актовегин, солкосерил, церебролизин. После того, как закончился курс последнего, ровно в месяц и 4 дня, нас выписали с диагнозом ишемия головного мозга и рекомендацией наблюдаться у участкового невролога. И 22 октября 2008 года мы, наконец, дома.



Friday, July 23, 2010

Самое страшное место на Земле. Роддом.


Роддом № 3 города Минска. Сюда я пришла 19 сентября 2008 года совершенно здоровая со здоровым малышом внутри меня.
Вышла я оттуда ровно через неделю, с трудом переставляя ноги, согнувшись в три погибели, с опухшими глазами. И самое главное – не было у меня на руках драгоценного кружевного свертка, перевязанного голубой ленточкой, не было цветов и фотографий на память. Переступая порог роддома, я глотала слезы и снова благодарила судьбу за физическую боль, не давшую мне сойти с ума. Так еще одно мое представление – о том, как проходит выписка из роддома – рассеялось в пух и прах.  Много их рассеялось тогда, в сентябре 2008 года…
А в  момент моей бесславной выписки в другой больнице, подключенный к аппарату ИВЛ, мой малыш по вине роддома отчаянно боролся за жизнь в реанимации. Я уже неделю его не видела.  Выписывалась я в пятницу, а к нему меня пустят только в понедельник …
Не хочется описывать свое пребывание в роддоме. Приходит на ум только одно слово – БОЛЬ. Физическая и душевная одновременно. Все, кроме меня, с новорожденными малышами. Сцеживаю и выбрасываю грудное молоко – то драгоценное, самое первое, которое должна была отдать сыну. Не могу даже встать с кровати – сразу кружится голова, и каждое движение сопровождается болью. А тупые врачи копаются в моем организме и в истории болезни, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь хроническую болезнь или инфекцию, чтобы прикрыть свои задницы.
А теперь порядку. Наступил понедельник, третий день после родов. Жизнь в роддоме закипела. Меня рано утром неожиданно перевели в двухместную палату “повышенной комфортности”. Супер, да? По идее, жизнь у меня сразу должна была наладиться. Моей соседкой была мама с близнецами. Такое событие для роддома! К ней каждую секунду прибегала та самая врач, которая по блату принимала у меня роды,  по вине которой мой сын в тот момент был между жизнью и смертью, – и сюсюкала, и о самочувствии справлялась, и фотографа приводила.  И все повторяла “Наша гордость, наша гордость!” А потом с каменным лицом подходила ко мне и говорила: “Ну ты знаешь, ребенок в тяжелом состоянии, внутриутробная инфекция …”. И так каждый день до выписки. Ах да – когда через пару дней пришел отрицательный анализ на ВСЕ инфекции у меня и Эдика, она заявила: “Посмотрели твою карту, у тебя же была молочница – это очень плохо, из-за нее все и произошло”. Лучше бы она просто  молча пошла и смыла в унитаз свой медицинский диплом. Она и без него будет спокойно работать на своей высокой должности, и девочки все также будут приходить к ней рожать по блату. И если все само пройдет хорошо – ведь по блату, а иначе – внутриутробная инфекция.
Вообще, роддом этот, конечно – жуткое место. Сейчас я буду рассказывать о том, что многие называют ерундой, типа 4 дня можно и потерпеть. Но, во-первых, я там провела неделю. Во-вторых – достойные бытовые условия – это не ерунда. Там начинают свою жизнь наши дети. Третий роддом – это очень старое здание. На все родильное отделение только один душ и один туалет. Кровати допотопные, жутко неудобные, с углублением в середине. Как умудряются кормить грудью мамы, которым нельзя сидеть (а такие почти все с нашим “родовспоможением”) – я даже не представляю! А еще просто не понятно, почему только что родившие женщины (включая меня), перемещающиеся по отделению, так похожи на привидений: жуткий вид, опухшие от потуг глаза, хромающая походка из-за швов (швы, кстати, НЕ саморассасывающиеся), уродливые безразмерные халаты, страшные рваные ночнушки советских времен и – да, об этом я тоже не промолчу – отвратительные, стиранные тысячу раз, подклады. Смысл в том, что когда ходишь, нужно пытаться удержать его на месте. А что вы думали? Другого ничего нельзя! Современные, специально продуманные и разработанные послеродовые трусы и прокладки строго преследуются персоналом роддома. Странно, что они еще памперсы детям одевать не запрещают. А, ну да, это же им работы бы добавило – убирать бы надо было чаще и постельное белье менять.  А так – раз в неделю, и свежую простыню с боем не выпросишь! Лежи, как хочешь, а то, что у тебя кровотечение из-за коряво принятых родов – твои проблемы: внутриутробная инфекция, или, на худой конец, молочница.
Вот такой пост. Грязный и злой. Именно такие ассоциации у меня с роддомом. И все это уже никогда не стереть из памяти. И когда я прохожу  мимо этого здания в самом центре Минска, на глаза до сих пор наворачиваются слезы и внутри все содрогается. И, увы - время ни фига не лечит.



Sunday, July 4, 2010

24 часа, и счастье обернулось кошмаром


Итак, роды закончились, лежу на каталке в коридоре, рядом муж, и у меня чувство облегчения – сейчас я понимаю, что тогда оно посетило меня в последний раз, и на следующий день ушло навсегда из моей жизни.
Меня привезли в палату на 6 человек – все родившие в этот же день, болтают себе, жуют ссобойки. А мне плохо, чисто физически плохо – больно. Медсестра говорит – доставай, ешь ссобойку. Я отвечаю - не хочу, мне плохо, совсем не до еды. Я предполагала, что так будет, потому и не брала с собой никакой еды. И в ответ она мне заявляет – чем твой муж на родах присутствовал, лучше бы сходил тебе поесть купил. Сволочи! А перед родами я еще читала кучу отзывов про супер доброжелательный персонал тройки. Нигде я до этого не видела столько сволочей в белых халатах одновременно!
Короче, я лежала трупом. У них там правило – через 6 часов после родов нужно встать. Ну, и ровненько через 5 часов после моих родов припирается та же самая акушерка-хамло и говорит: “Вставай”! Я ей отвечаю, что физически не могу встать. Она силой поднимает меня, у меня кружится голова, пытаюсь сделать шаг – и наконец она понимает весь идиотизм своей затеи и “разрешает” мне лечь обратно.  Спрашиваю, как мой малыш – мне ничего не говорят, типа завтра будет обход педиатра, он и скажет.
Наступило утро. Суббота. Всем, кроме меня, уже принесли малышей на совместное пребывание, а я лежу, пялюсь в потолок - про моего сына никто ничего не говорит. Наконец, приходит детский врач , говорит, что малыш в порядке, хорошо кушает, только очень беспокойный. Но мне к нему нельзя, время посещений – 15:00.
Я не знаю, как я дожила до 15:00 – меня душила физическая и душевная боль, и наличие пятерых соседок со своими детьми явно не помогало ее облегчить. Наконец, время пришло: я собрала, как положено,  пакет с памперсами, салфетками и детским кремом, и пошла в отделение интенсивной терапии. Оно в другом крыле, идти было ужасно трудно – каждый шаг отдавался дикой болью, сил мне придавало только осознание того, что там, куда я иду - мой малыш. Я пришла, а он лежит в инкубаторе и плачет. Горько, горько плачет. Вот такая была наша первая встреча. Я спросила у медсестры, можно ли взять его на руки, на что она рассмеялась и сказала, конечно же, нет. А потом ехидно так заявила: “Вы, мамочка, наверное, курили много во время беременности!” Сука! Медработник, блин! Детская медсестра! Вот с такими людьми начинают свой жизненный путь наши дети. А он лежал и плакал – нет ничего страшнее, чем видеть, как твой малыш разрывается от крика, и ты, мама, не можешь ему помочь. Я даже не успела толком осознать свой новый статус матери, я лишь чувствовала, как какая-то прочная, неразрывная нить связывает меня с этим человечком. Спасибо за то, что тогда меня валила с ног и затмевала все на свете физическая боль, иначе не знаю, как я бы все это вынесла. Потом меня выгнали из отделения, мол нечего тут стоять ребенка нервировать (да-да, она так и сказала!).
Я вернулась обратно к себе в палату, и снова стала лежать  и смотреть в потолок. А где-то через 2 часа началась катастрофа. Пришла детская врач и сказала, что у ребенка проблемы с дыханием и она вызвала бригаду из 7-й больницы (там детская реанимация), чтобы перестраховаться. Мне к нему по-прежнему нельзя. Еще где-то через полчаса врач пришла снова, малышу хуже, его забирают в реанимацию – мне можно подойти с ним попрощаться. Я пришла в детское отделение - реаниматологи уже держат его завернутого в одеяло, собираются увозить. Мне ничего не объясняют, у врачей каменные лица . Ситуация очень тяжелая, никаких прогнозов. Мне дали бумажку с телефоном реанимации, сказали звонить с 7:30 до 8:00 утра, узнавать о состоянии ребенка. Сразу предупредили, что в реанимацию разрешены посещения мужу, но его пустят только в будние дни с 12:00 до 13:00. И все. Я остаюсь одна в жутких стенах роддома и слушаю сирену скорой, на которой увозят моего малыша.
Я не помню, что было дальше, не помню, как дожила до следующего утра. Ровно в 7:00 звоню и слышу в ответ: “Состояние крайне тяжелое, ребенок на ИВЛ”. А на дворе воскресенье. Просить помощи не у кого (чтобы, как всегда, как принято в этой стране, искать знакомых врачей, чтобы выяснить, что с ребенком, и попытаться принять какие-то меры). Однако нет ничего невозможного, и к вечеру нашим малышом уже занимались лучшие врачи страны.
А я по-прежнему просто лежала в страшной боли, и мы с мужем часами говорили по телефону, пытаясь хоть как-то друг друг друга поддержать.  Встречи и посещения в роддоме строго-настрого запрещены.


Thursday, June 24, 2010

Роды, или C чего начинается ДЦП

19 сентября 2008 года.
Пятница.
Ровно 41 неделя беременности.
Ни единого предвестника родов.
С камнем на сердце и глазами на мокром месте я поехала “сдаваться” в роддом.  Муж привез меня туда, а сам отправился на работу ждать, пока начнутся нормальные схватки, чтобы тогда присоединиться.
Меня оформили, дали таблетку под язык, чтобы начались схватки, заставили переодеться в уродливую дырявую ночнушку, чей возраст явно превышал мой собственный, и отправили в предродовую палату.  Улеглась я там, журнальчик достала, расслабилась. И где-то через час начались схватки. Интервал – 2 минуты, вполне терпимо, вот, думаю, рожать совсем не страшно. Еще и муж пришел в больничном белом костюме и прикольной шапочке, стало совсем весело. Около 13:00 прокололи плодный пузырь когда раскрытие было 3 см, хотя все медицинские документы рекомендуют прокалывать пузырь при раскрытии не менее 8 см. Вкололи обезболивающее. Типа поспать, отдохнуть перед родами. Схватки усилились. В 14 часов привезли и подключили монитор КТГ. В 16 часов сказали что слабая родовая деятельность и поставили капельницу с окситоцином. Монитор показывал 70-90 единиц чего-то, как потом оказалось это нормальная родовая деятельность, но окситоцин взвинтил ее за 100. Веселье окончательно прошло, не помогали ни дыхательные упражнения, ни поддержка мужа (хотя если бы не он  – я бы вообще коньки откинула во время родов). Все превратилось в одну сплошную болючую схватку. В перерывах еще и заставляли ходить на осмотры, залазить на это ужасное кресло. И зачем это все? Все равно за показаниями приборов никто не следил, иначе бы заметили, что у ребенка гипоксия, ему не хватает кислорода, и всего-то надо было сделать кесарево.
Но это я сейчас понимаю,  тогда я только слушала, как за дверью женщин одну за другой вели в родзал, а вскоре уже и новорожденные малыши своим криком приветствовали этот мир. Вот, какого момента я тогда ждала и была уверена, что отработанная схема не даст сбоя, и наступит мой черед…
Так вот, если бы не муж, вообще не известно сидела бы я сейчас и писала эти строки. Около 17 закончилась первая капельница, но т.к. пакет не полностью. опорожнился, то при его шевелении остатки вытекли в фильтр и погнали по трубке воздух, мужу пришлось  перекрыть капельницу и позвать медсестру. Пришла медсестра, с новой капельницей, ей сказали, что в капельнице воздух, на что она стала доказывать, что это невозможно, и лишь когда её ткнули носом, она напряглась и стала выгонять воздух.
До 17.30 пульс ребенка во время схватки был 160-170, между схватками 120-130, после 17.30 после прекращения схватки падал до 95-100, потом постепенно поднимался до 130, позвали медсестру, в ответ все нормально, хотя это 100% признак гипоксии. Если до 17.30 головка потихоньку продвигалась, то после этого она не продвинулась ни на 1 мм.
Меня еще накачали окситоцином и сказали начинать тужиться. Но несмотря на то, что я даже вспомнила все, чему учили на курсах, тужиться абсолютно не получалось. Как оказалось потом, головка малыша пошла неправильно, несколько раз акушерка поправляла и направляла головку, но это не помогло и на выходе он просто застрял.
А тем временем, часы пробили 18:00 – святое время, конец рабочего дня! И вся бригада, в том числе врач, у которой я рожала по договоренности и по блату, отправилась по домам.  Через какое-то время пришла новая смена. Я оставалась единственное роженицей и они зашли проверить.  Скажу одно, после этого осмотра, меня, даже не отсоединив капельницу, буквально потащили в родзал и стали нещадно резать. Мне даже не пришлось тужиться, его просто выдавливали навалившись мне на живот всем весом. В 18:35 родился мой малыш.
Дальше я не могу писать без слез. Вроде бы прошло уже столько времени, но эта рана не заживает, и я снова и снова проживаю те ужасные моменты. Мне положили его на живот, разрешили потрогать – он был влажный и теплый. А потом врачи унесли его в сторону и начали с ним что-то делать, а я, уже не в силах сдерживаться, задала страшный вопрос: “А почему он не кричит?”.  Мне ответили, что все нормально. А сами 10 минут делали ему искусcтвенную вентиляцию легких, пока он сам не смог дышать, но так и не закричал. И чтобы скрыть ошибку роддома (корпоративность – у них и для этого есть отработанная схема) выставили по Апгару 7/8 при реальных 3/4. Потом его запеленали, показали мне и унесли в отделение интенсивной терапии, т.к. он “устал во время родов”.
В тот момент я и не подозревала ничего страшного, была такая эйфория!  Все закончилось, впереди только счастье!




Sunday, June 13, 2010

Накануне…

Я почему-то была уверена, что рожу максимум недель в 38. По узи малыш уверенно опережал сроки на 2 недели, живот был огромный и к тому же опустился где-то за месяц до родов.
Но все врачи с уверенностью твердили: 40 недель. Эти 40 недель – такой бред! Какой-то идиот их выдумал, наверное, чтобы врачам можно было подольше не шевелиться. А я до сих пор не могу себе простить, что этому верила. Как может быть нормой полное отсутствие родовой деятельности ровно в 9 месяцев? Почему врачи не забили тревогу?
А все потому, что им все равно. Сейчас я уже точно в этом уверена. Им наплевать на беременных женщин и, как я позже поняла, даже на детей. Я благодарна лишь врачам из реанимации, которые спасли жизнь моему малышу, но об этом позже. Возможно, этот пост прочитают и те чья профессия – врач, и, поверьте, я не хочу вас обидеть. Просто мне попадались такие врачи.  И, в свою очередь, если сейчас мне кто-то говорит, что все юристы – сволочи (я по профессии юрист), я не обижаюсь. Все мы делаем выводы из своего опыта.
Вернемся к этому самому опыту. Ровно в 40 недель у меня появилось мерзкое гнетущее чувство тревоги. Я понимала, что это неправильно – срок наступил, а малыша все еще нет со мной, и живот на месте.  Похожее чувство я испытывала когда-то, в 2001 году, когда 11 сентября я должна была улететь из Америки домой, но улетела аж на 2 недели позже – и все эти 2 недели мне было не по себе, я чувствовала себя не на своем месте.
Моя легкая беременность превратилась просто в обузу: мне стало тяжело ходить, у меня появились отеки, вес стал зашкаливать – за неделю до родов я набрала наверное килограммов 5. Мне стало нечего носить – беременные штаны уже либо не налазили, либо сползали вниз, а тут еще конкретно похолодало – теплых вещей нет, куртки нет.  Я то рассчитывала, что последний триместр беремености придется как раз на лето. Обувь тоже уже не налазила. Пришлось достать старую потертую кожаную куртку, которую я носила 10 лет назад, и все время ходить в спортивных штанах и кроссовках – абсолютно неприемлемый для меня вид где-либо, кроме спортзала. От этого камень на душе становился еще тяжелее. Я не понимала: почему вместо того, чтобы нянчится в роддоме со своим малышом, я каждый день таскаюсь по жуткой холодине, одетая в уродливые шмотки, в поликлинику на бесполезное КТГ.  А поделать я ничего не могла, оставалось лишь терпеливо ждать развязки.
Почему я не била тревогу? Ну как же, у меня же была договоренность рожать по блату у зам.главного врача по родовспоможению роддома, которая меня посмотрела, посчитала как-то по-своему срок  и сказала спокойно гулять до 41 недели.
Вообще изначально я планировала рожать в областном роддоме. Хотя нет, я вообще не напрягалась по поводу родов. Я считала их самым естестенным процессом на свете. Но мы с мужем хотели партнерские роды, и пришлось искать роддом, где есть соответвующие курсы. А были они только в областном роддоме. Мы прошли эти курсы, и, чтобы не возникло никаких препятствий, планировали заключать там договор на платные роды. И тут на тебе – обнаружился блат! Блин, ну почему мы, советские люди, не можем без этого блата? Почему я согласилась рожать в старом, сомнительном 3-м роддоме только из-за наличия блата? Хотя, вряд ли я могла поступить иначе – не абы кто ведь, а зам.главного врача по родовспоможению. Почему я должна была сомневаться? Она с уверенностью говорила, что и папу пустят на роды, и родим без проблем – у меня ведь не было ни единого осложнения во время беременности.
Когда срок был без без 3 дней 41 неделя, я пришла к ней на очередной осмотр. Мне сделали узи, поставили маловодие, срок 43 недели, вес плода 4100, и отправили “погулять” еще день, а 19 сентября, ровно в 41 неделю, приходить “сдаваться”
Как же я умоляла малыша родиться раньше! Как я ждала хоть малейшего признака начала родов! Но все мои представления о том, как должны начаться роды, таяли на глазах.
Нет, я не проснусь среди ночи от начавшихся схваток, не дождусь их должной частоты, чтобы можно было хватать заранее приготовленный пакет с вещами и ехать в роддом. Да и пакет тот мне  практически не понадобится.




Friday, June 4, 2010

Начало…


Этот сайт посвящен нашему сыну Эдуарду. Он родился 19 сентября 2008года. В результате халатности врачей, принимавших роды, он получил поражение головного мозга, его диагноз – детский церебральный паралич, эпилепсия. Мы прошли всех возможных врачей в Беларуси, съездили на обследование в Москву – их заключение: “ДЦП не лечится. Ребенок – тяжелый инвалид. Из-за судорог реабилитация запрещена. Необходимо пить противосудорожные препараты и ждать, пока пройдут судороги. Потом – проходить реабилитацию по традиционным методам: ЛФК, массаж, логопед…”

Мы, родители, сразу отказались смириться с этим. Мы к счастью вовремя узнали про Институт Гленна Домана в Филадельфии и его методику, и поняли, что это – наш единственный путь. Только там берутся за самых тяжелых детей.  Только там лечат не руки, ноги, мышцы, с которыми все в порядке, а мозг, который у ребенка поражен. Они не заставляют травить ребенка противосудорожными препаратами, а опять таки, лечат мозг, насыщая его кислородом.  Но там, в Филадельфии, никто не обещает чуда! Не будет чудоторного исцеления! Эта методика – тяжелый, адский труд родителей. Нужно забыть о себе и полностью посвятить себя ребенку. Тогда будет результат.

А  начиналось все красивой новогодней сказкой, когда 31 декабря 2007 года я увидела на тесте тоненькую розовую полосочку. У меня и задержки еще не было, просто было какое-то предчувствие – меня вдруг средь бела дня конкретно так замутило, вот и закралось подозрение.
Тогда, накануне нового года, я даже мужу ничего не сказала (хотя язык чесался), т.к. все казалось очень уж нереальным. За 3 месяца до этого у меня случился выкидыш, и я думала, что долго теперь не будет никакой беременности. Но 3 дня и где-то десяток тестов спустя стало ясно: это ОНО! Так начался период волнения и ожидания. 
Первые 12 недель казались вечностью, ведь именно в конце этого срока – то самое, первое УЗИ, где скажут, что все в порядке, что малыш развивается, и дальше уже можно ни о чем не волноваться. Да-да, именно так я и думала. Все мои страхи, переживания и кошмары были связаны с беременностью, я и понятия не имела, что что-что может пойти не так во время родов. 
Итак, наступило 28 февраля – долгожданный день УЗИ, куда мы торжественно явились вместе с будущим папой. Вначале нас заставили конкретно так поволноваться – малыша долго не могли найти, т.к. он прикрепился к задней стенке матки. Но вот, наконец, долгожданный момент, первая наша встреча: врач разворачивает к нам монитора, и там мы видим нашего человечка длиной 5 см. Многие распечатывают и хранят эту первую фотографию, но мне это не понадобилось – этот образ навсегда четко сохранился в моей памяти, точно так же, как и первый звук биения его сердца.
Потом все шло как-то спокойно и легко, даже рассказывать не о чем. У меня не было ни токсикоза, ни сохранений и больниц, ни плохих анализов. Ну рос себе живот, ну пошла в декрет, потом – на специальные тренировки для беременных.  Муж с самого начала захотел присутствовать на родах, так что пошли еще и на соответствующие курсы в областной роддом.
Честное слово, позакрывала бы нафик эти курсы! Ну объясните мне, зачем показывать нам видеозапись родов в буржуйских странах, где женщина с самого начала вместе с мужем в огромной палате: захотела ванну приняла, захотела – отдохнула в любой позе. И это все для того, чтобы потом попасть в советский роддом, куда мужа, несмотря на договоренность, пускают с боем, где часами заставляют лежать на спине на неудобной кровати, да еще с датчиком сердцебиения, от которого никакого толку, т.к. врачам и акушеркам плевать, что у ребенка гипоксия…
Но сейчас пока не об этом. Вот эти все курсы настроили меня на то, что роды – это такой естественный, сам собой организующийся процесс, а осложнения – ну это может быть только у алкоголиков или наркоманов, но только не у меня…
Но статистика – жестокая штука, она бьет не глядя, и никогда не знаешь, кто будет ее следующей жертвой. И об этом знал только один человек – маленький, еще не родившийся Эдик, который как будто знал, что его ждет, и совсем не спешил появляться на свет, несмотря на то, что все сроки уже прошли…



Saturday, May 22, 2010

Вступление...



Он вошел в нашу жизнь еще тогда, когда его даже не было в помине, а мы уже мечтали о нем. Он пришел к нам непростым, тернистым путем, со второй попытки. Он пришел новогодней сказкой, самым лучшим на земле подарком, ровно 31 декабря. Вначале он был тоненькой розовой полосочкой на тесте, в которую я всматривалась миллион раз, не в силах поверить своему счастью. Я доставала этот тест на работе и дома, по дороге в машине, при дневном свете и при искусственном. Уже тогда он был моей самой большой драгоценностью. Потом он был маленьким человечком на экране монитора, которого нам показали на первом узи. Да именно человечком, изображение которого четко храниться в моей памяти, и его я не забуду никогда. Тогда он был длиной всего 5 сантиметров… Потом он стал активно расти, а главное – шевелиться. Это он с 17-й недели своего существования каждое утро по дороге на работу нежным толчком в животе говорил мне «Доброе утро, мама!», а я, расплывалась в улыбке и отвечала ему «Доброе утро, малыш!». Время пролетело незаметно, быстро, стремительно…

Именно он был тем мокрым, теплым комочком, который после родов положили мне на живот. Я неловко потрогала его тогда, еще не представляя, как этот человечек перевернет мою жизнь. Тогда казалось, что уже все позади, долгое ожидание закончилось. Но оказалось, что это было лишь начало долгого пути с ужасающим именем “ДЦП”, пути, состоящего из поражений и побед.